— Пусти! Пусти меня! Я хочу уйти! Я не хочу здесь быть! — зачастила я и царапала мага.

Вернее, я думала, что его царапала. Но на самом деле он схватил меня за запястья, и я лишь разрезала воздух своими острыми когтями. Мужчина грубо встряхнул меня за плечи и еще сильнее припечатал к двери. Я ударилась лопатками, но боль не отрезвила, а наоборот — меня затрясло еще сильнее.

— Что с тобой, Эмма? Что происходит? Посмотри на меня! Посмотри, я тебе сказал! — он что-то говорил и тряс, как игрушку.

А я снова ударилась затылком о деревянное полотно и широко распахнула глаза, а затем подалась вперёд, надеясь вывернуться из его стальных объятий. Снова дёрнулась, чтобы оттолкнуть Зарецкого, но он замахнулся. Я испуганно зажала свои уши руками, закрыла глаза, сгорбилась и напрягла все тело, приготовившись к удару. Но он не последовал, а меня заколотило еще сильнее. Я открыла глаза и увидела, что мужчина просто достал телефон.

— Пошли домой, Эмма, — Зарецкий кому-то позвонил, при этом не выпуская меня из-под своего гипнотического взгляда.

А я постаралась дышать медленно: равномерно вдыхать и выпускать воздух. Сейчас я сама себе казалась слабой, жалкой и поломанной куклой. А ведь я думала, что склеила себя и вырвала из той пучины ужаса, во что превратилась моя супружеская жизнь, но нет. Спустя десять минут мы покинули этот вечер. Зарецкий без моего присутствия попрощался с виновником торжества, а потом вернулся и вывел меня на улицу. И только, когда я уже сидела в автомобиле, нервная дрожь прекратила меня колотить. Я обхватила себя руками, отвернулась и смотрела на ночной город через стекло. Но я чувствовала, что Зарецкий чуть ли не гипнотизирует меня. И точно знала, что он потребует объяснений.

— Кого ты там увидела, Эмма? — нарушил тишину вопросом Зарецкий.

Я не удержалась и испуганно дёрнулась — нервное напряжение давало о себе знать.

— Да так. Показалось. Я просто не люблю такие мероприятия и предупреждала, что не подхожу для такой работы, — я постаралась взять себя в руки и говорить как можно более спокойным тоном.

— Значит, не скажешь, — сделал вывод маг и замолчал, но ненадолго. — Очень интересно, что твое поведение резко изменилось когда появился Паршин. Только вот откуда ты могла его знать? — Зарецкий отвернулся от дороги и внимательно посмотрел на меня.

Я отвела глаза, продолжая обхватывать свои плечи руками. Мне стало холодно, а дрожь снова возвращалась. Я не была готова к этому разговору и не знала, как отвязаться от мага. Я пыталась справиться с паникой, пока мой новый рассуждал вслух, тем самым загоняя меня в угол.

— По моим данным ты не покидала Швейцарии. Хотя это выглядит очень странно. Кто в наше время не путешествует? Ну, видимо, ты как раз относишься к тому редкому числу существ, которые предпочитают никуда не выезжать, — я увидела, как дернулся кончик его губы в усмешке. — И мне весьма любопытно, где же ты могла пересечься с Паршиным? Что он должен был сделать такого, чтобы вызвать такую твою реакцию? — рассуждал Зарецкий, причём он не спрашивал, а утверждал, будучи уверенным в своих словах.

Маг оказался слишком наблюдательным, а я не спешила оправдываться.

— Я не хочу об этом говорить, — это все, на что меня хватило.

— Тебе придётся, — весомо поставил точку в нашем разговоре Зарецкий.

Всю дорогу до наших квартир я чувствовала на себе пристальный взгляд зелёных глаз мага и видела его отражение в окне автомобиля. Но упорно делала вид, что меня это совершенно не беспокоит. К концу поездки мне удалось унять нервную дрожь и немного прийти в себя. Но о чем говорить с магом, я так и не придумала, а также не смогла придумать более-менее правдоподобную версию того, что могло послужить моему внезапному припадку.

Мы молча поднимались в кабине лифта, и я по-прежнему игнорировала внимательный взгляд Зарецкого. Маг молчал, а я могла лишь только догадываться, что происходит у него в голове. Достав из сумочки пластиковый ключ-карту, я прислонила пластик и тут же попыталась малодушно сбежать, просто-напросто закрыв перед магом дверь. Непонятно на что я рассчитывала, но услышать долгожданный щелчок замка не успела. Зарецкий поставил носок дорогой эксклюзивный обуви в проем, а потом толкнул дверь. Я отпрянула и снова обняла себя за плечи. Мужчина прищурился, явно ожидая ответов на свои вопросы. Зарецкий посчитал, что дал мне достаточно времени на то, чтобы успокоиться, поэтому стоял и смотрел в упор. Под его взглядом я ощущала себя ничтожно слабой и опустошенной. Однако мой новый босс произнёс совершенно не то, на что я надеялась:

— Ты в порядке?

— Да, — постаралась наиболее спокойно ответить я и заодно скрыть растерянность от его вопроса. — Только я хочу побыть одна… Пожалуйста, — от проскользнувшей мольбы в последнем слове стало кисло во рту.

Зарецкий некоторое время молчал.

— Давай так. Отдыхай, но не надейся, что ты уйдёшь от ответа. Лучше тебе сказать мне правду, — и он просто вышел, закрыв за собой дверь.

А я была ему безмерно благодарна. Меня мучили сомнения, и я не знала: признаться полностью или же утаить часть правды. И с чего начать свой рассказ? Я опасалась, что меня признают недееспособной или, хуже того, вернут мужу. Встреча с Паршиным выбила меня из колеи. Один из близких дружков супруга здравствовал. А его супруга, все такая же ослепительно красивая блондинка, сопровождала его. По их паре не скажешь, что он — один из тех безумных магов-менталистов, которые подсели на кровавую дозу и перешли черту дозволенного. Неужели за эти три года Паршин так и не выжил из ума? Его не поймали и не ликвидировали? Мысли о собственном супруге вообще ввергали в пучину ужаса. Я поймала себя на мысли, что, наверно, никогда не избавлюсь от тени своего прошлого, в котором я была бесправной рабыней. Глиной, из которой лепили то, что хотели. Тогда мой муж меня сломал, и мне стоило невероятных трудов обрести душевное равновесие, починить себя и собрать из осколков. Я думала, что переросла, перешагнула через ужасное прошлое. Но хватило всего лишь одного призрака, чтобы я снова почувствовала себя жертвой.

Я с остервенением начала срывать с себя душный красный шелк, разорвала его когтями, не замечая, как причиняю сама себе раны, как порезы быстро украсили мою белоснежную кожу. Освободившись из плена ткани, я сбросила ненавистные туфли и перешагнула алую тряпку, что лежала под ногами, а затем направилась в душ. Мне срочно нужна была холодная вода! Я хотела смыть с себя завистливые ужимки женщин, липкие взгляды мужчин и воспоминания о супруге-садисте.

Забравшись в душевую кабинку, я села на пол, поджала под себя коленки и включила воду. Холодные потоки влаги полились на мою голую спину. Я сжалась, сцепив зубы, потому что понимала, что самое ужасное то, что все эти жертвы, на которые пошла, чтобы начать новую жизнь, могут быть зря. Сколько слез пролили мои дорогие родители и брат, как мучилась я сама, пытаясь оградить свою семью от себя, чтобы мой муж отстал от них и не имел повода для воздействия на их сознание. Я так безумно скучала по своей родне.

Холодная влага смешалась с моими слезами, а вода уносила горечь в водосточную трубу. Я сидела и обещала себе быть сильной, стойкой, что меня никто не сможет сломать вновь. Когда зубы начали отбивать чечётку, я вылезла из кабины и, как была мокрой, пошла в комнату и залезла на кровать. Сил хватило только на то, чтобы набросить на себя угол покрывала. Так и уснула, вновь и вновь проваливаясь в свои собственные, такие привычные и уже родные кошмары.

***

Зарецкий

Я сидел в кресле и, перекатывая в бокале янтарную жидкость, наблюдал за огнями ночного города. Мне нравилось жить здесь, смотреть на людей внизу и за их бесконечной суетой. Если раньше городские неоновые огни меня успокаивали, то сейчас в душе поселилась непонятная тревога. За стенкой находилась она, Эмма Вебер. Надо же было нам встретиться до того, как я выяснил все о ее личности. Провидение, не иначе. А сколько загадок она таит в себе. Я чувствовал, что с ней не все так просто, и сегодня лишний раз убедился в этом. Но ничего, вскоре Эмма не отвертится от моих вопросов. А главное, она мне так и не ответила, каким образом ей удается избежать ментального воздействия. Ведь именно из-за этого я и взял её к себе. Но она всё мне расскажет. Воспоминание о том, как я решил удостовериться в ее особенности, сделав внушение, и начал расстёгивать рубашку, а эта дьяволица набросилась на меня в порыве придушить, всколыхнуло что-то тёмное во мне. То, что не вызывала во мне ни одна женщина. Ее ярость была такой вкусной и сладкой, а злость, как будто изысканный десерт. Желание повторить с ней такой фокус только возросло. А то, как она сопротивляется и не бежит ко мне по первому зову, не пытается затащить в постель, ещё больше подогревает мой спортивный интерес к ней.